Следует сказать, что на про­тяжении всего периода оккупации Белоруссии на ее территории существовали сельские отряды самообороны, созданные мест­ными жителями для защиты от советских и польских партизан, а иногда и немцев. Создание таких отрядов облегчалось наличи­ем большого количества оружия, оставленного Красной Арми­ей, а также тем, что в центральных и западных районах Белорус­сии осталось очень много мужчин призывного возраста. Это объясняется тем, что коммунисты не успели провести здесь мо­билизацию, а немцы, в свою очередь, всех военнопленных бело­русской национальности отпускали из лагерей по домам.

До середины 1942 года создание отрядов самообороны носи­ло неорганизованный характер и зависело от инициативы на местах. Однако в результате развития партизанского движения, бурный рост которого был вызван садистской политикой окку­пантов в Белоруссии, ситуация коренным образом изменилась.

29 июня 1942 года генеральный комиссар «Белоруссии» Виль­гельм Кубе опубликовал проект указа о Корпусе белорусской са­мообороны (Корпус беларускай самааховы; КБС). Разработка планов по его созданию была поручена Центральному совету БНС, а создание отдельных формирований — органам местного самоуправления.

В начале июля 1942 года офицер связи фюрера СС и полиции

Белоруссии» с белорусскими полицейскими формированиями бывший капитан польской армии Франц Кушель разработал план, по которому следовало в дальнейшем разворачивать КБС. Согласно этому плану предполагалось иметь следующую струк­туру корпуса:

• Штаб корпуса должен был располагаться в Минске;
• 1-я дивизия (дислокация в Минске; оперативный район — Минский и Слуцкий округа);
• 2-я дивизия (дислокация в Барановичах; оперативный рай­он — Барановичский, Новогрудский и Слонимский округа);
• 3-я дивизия (дислокация в Вилейке; оперативный район — Вилейский, Лидский и Глубокский округа);
• вспомогательные службы.

Находясь формально в распоряжении Центрального совета БНС, корпус должен был подчиняться фюреру СС и полиции на правах вспомогательного формирования.

15 июля 1942 года фюрер СС и полиции генерального округа «Белоруссия» СС-бригадефюрер Карл Ценнер ознакомился с пла­ном создания КБС и внес свои изменения. Согласно поправкам Ценнера, вместо развертывания трех дивизий предполагалось со­здать сеть антипартизанских подразделений по всему генераль­ному округу. Поэтому в каждом районе должны были быть орга­низованы добровольческие формирования КБС силой от роты до батальона, которые бы подчинялись местным руководителям не­мецкой полиции в оперативном отношении и сфере подготовки. Франц Кушель позднее вспоминал, что «эти поправки оказали на нас очень удручающее впечатление. Из них следовало, что роль доктора Ермаченко и лиц, облеченных его доверием, сводилась только к тому, чтобы призвать людей, одеть их, расквартировать и накормить, остальное же передавалось в компетенцию немцев». Тем не менее руководство БНС было вынуждено согласиться с мнением Ценнера, после чего уже 16 июля 1942 года был отдан окончательный приказ о формировании КБС.

Чтобы создать видимость того, что корпус находится под бе­лорусским руководством, немцы на все высшие командные дол­жности в нем разрешили назначить белорусов. В результате к апрелю 1943 года, верховное командование КБС выглядело сле­дующим образом:

• Шеф (главный комендант) КБС — руководитель Централь­ного совета БНС Иван Ермаченко.

• Начальник штаба БНС — подполковник Иосиф Гутько.

• Главный референт («военный министр») БНС и начальник ее военного отдела — капитан Франц Кушель. В его подчинении в каждом округе Белоруссии находились специальные окружные референты, которые должны были отвечать за формирование ме­стных батальонов самообороны²⁴⁰.

Согласно приказу Ценнера, мобилизация в КБС должна была проводиться на добровольной основе, однако часто местные не­мецкие власти не придерживались этого обязательства. В связи с этим все, что касается численности личного состава корпуса, до сих пор является спорным моментом в его истории. Советские источники утверждают, что добровольцев не было вообще, поэто­му оккупанты начали принудительную мобилизацию. Однако из-за противодействия партизан и нежелания населения служить в этом формировании и она не дала ожидаемых результатов. Это­го не подтверждают белорусские источники. Так, Кушель писал позднее, что извещение о создании КБС вызвало среди населе­ния «небывалый энтузиазм» и убеждение, что корпус справится, наконец, с партизанами и станет основой будущей белорусской армии. Наплыв же добровольцев был так велик, что немецкие и белорусские власти просто не знали, что с ними делать. Из-за явной тенденциозности источников обе эти точки зрения следу­ет воспринимать очень осторожно. Как правило, коммунисты всегда значительно преуменьшали численность подобных фор­мирований, а националисты, наоборот, преувеличивали. Исти­на обычно лежит где-то посередине. Согласно отчету Кубе, по состоянию на октябрь 1942 года в КБС было завербовано около 15 тыс. человек. Из него также следует, что действительно не все из них были добровольцами. Например, принудительная моби­лизация была проведена в Ганцевичском округе. Однако и отрицать «народный энтузиазм» также не стоит. Так, в Белостокском округе, который вообще не относился к генеральному округу «Белоруссия», в КБС захотело вступить действительно значи­тельное количество добровольцев.

Призыв в корпус проходил в течение двух месяцев, в результа­те чего Кушель смог сформировать около 20 батальонов и несколь­ко более мелких частей. Обычно каждый батальон самообороны состоял из трех пехотных рот и одного эскадрона кавалерии. В каж­дой роте было по 100—120 человек, а в эскадроне — около 100. Каждый батальон имел двойное подчинение: белорусское и немец­кое. Как правило, батальоном командовал белорусский офицер, а немец исполнял при нем обязанности советника и офицера свя­зи с местным немецким полицейским начальником.

Солдаты белорусской самообороны не имели единой унифор­мы и вооружения. Так, в Слонимском батальоне была как литов­ская, так и польская униформа. В качестве головного убора бой­цы носили пилотки с кокардой в виде «Погони». На вооруже­нии личного состава батальона были бельгийские винтовки²⁴¹. Ситуация в Слонимском батальоне была еще не самой плохой, так как в большинстве частей КБС вопросы обмундирования и вооружения вообще не были решены. Одной из причин этого было то недоверие, которое немецкие полицейские власти испытыва­ли к белорусским добровольцам, поэтому они и не спешили снаб­жать их всем необходимым. В результате командиры и бойцы боль­шинства батальонов ходили в своей домашней одежде, часто даже в лаптях, «иногда, мало чем отличаясь от партизан». Подписывая соглашение с Ермаченко, немецкая сторона обязалась предоста­вить необходимое вооружение всем батальонам КБС. Однако толь­ко после многомесячного выжидания, к концу 1942 года, немцы выдали их личному составу небольшое количество винтовок ус­таревших образцов. Это, естественно, не решило проблемы воо­ружения, но, как это ни парадоксально, не обескуражило бело­русских солдат. Они начали обеспечивать себя оружием само­стоятельно, собирая его в лесах, покупая и выменивая у немецких солдат. Как вспоминал Кушель, таким способом вооружил себя личный состав одного из батальонов Минского округа. Описы­вая ситуацию в Слонимском округе, один из очевидцев даже приводит цены, по которым осуществлялись эти сделки. Так, автоматическая винтовка стоила 5 кг солонины и 5 л самогона. Иногда винтовки покупались даже... у советских партизан — по две бутылки водки за каждую.

Одной из главных проблем при организации КБС было отсут­ствие необходимого количества белорусских офицеров и унтер-офицеров. Дело доходило до того, что даже ротами командовали немецкие унтер-офицеры. Так, например, было в уже упоминав­шемся Слонимском батальоне. Те же офицеры и унтер-офице­ры, которые изъявили желание служить в КБС, имели неодина­ковую подготовку и были очень далеки от понимания целей бе­лорусского национализма. И здесь нет ничего удивительного, так как в корпусе служили бывшие военнослужащие трех армий: Русской императорской, Польской и Красной. Поэтому их пе­реподготовка для ведения войны в современных условиях была признана командованием КБС одной из первоочерёдных задач.

1 июля 1942 года в Минске в торжественной обстановке были открыты курсы командного состава КБС, на которых стали обу­чаться 120 офицеров. Начальником курсов был назначен капи­тан Франц Кушель, а его заместителем — капитан Виталий Микула. Переподготовка продолжалась месяц. 1 августа начался второй курс, также в составе 120 человек, а 1 сентября — третий, в составе 60. Значение этих курсов в той ситуации было трудно переоценить. Во-первых, благодаря их проведению был учтен весь кадровый состав белорусских офицеров, командование КБС получило представление об уровне их военных знаний и на основе этого постаралось дать им одинаковую военную доктри­ну и привить, по возможности, базовые понятия белорусского национализма.

Во-вторых, только около трети слушателей минских курсов стали командирами рот или батальонов КБС. Дело в том, что после их окончания большинство офицеров были распределены инструкторами в школы унтер-офицеров, которые были откры­ты в местах создания батальонов КБС. До конца 1942 года такие школы успели открыть в Барановичах, Новогрудке, Вилейке, Глубоком, Браславе и Поставах. Здесь прибывшие из Минска офицеры должны были, в свою очередь, подготовить необходимое количество унтер-офицеров, чтобы заменить ими, со време­нем, немецкий персонал в частях КБС. Следует подчеркнуть, что эти курсы явились настоящим питомником, из которого вышли именно белорусские унтер-офицеры и офицеры, какими их пред­ставляли националисты. Многие из них составили кадровый костяк почти всех белорусских добровольческих частей, которые позднее были сформированы немцами.

* * *

В целом акция по созданию КБС не принесла ее немецким инициаторам желаемого результата. Анализируя причины про­вала его использования, начальник полиции порядка генераль­ного округа «Белоруссия» СС-штандартенфюрер Клепш писал в апреле 1943 года: «Во-первых, несмотря на многочисленные просьбы, вермахт не предоставил необходимое количество ору­жия. Во-вторых, как только стало известно о создании КБС, бе­лорусские бойцы самообороны вместе со своими семьями нача­ли подвергаться постоянному террору со стороны бандитов (со­ветских партизан). В-третьих, за редчайшим исключением, эти люди были абсолютно ненадежны и легко поддавались воздей­ствию пропаганды противника. Имели место случаи, когда круп­ные патрули КБС, вооруженные винтовками и автоматическим оружием, добровольно переходили на сторону бандитов»²⁴⁷. Фор­мально, эти причины послужили поводом для расформирования КБС. Однако в истории его создания не все было так просто.

Целый ряд фактов свидетельствует о том, что КБС был в ос­новном именно немецкой инициативой, а председатель един­ственной на то время легальной белорусской организации — БНС — Иван Ермаченко не проявлял особого интереса к созда­нию белорусских вооруженных сил. На соглашение с немцами он пошел только «под давлением белорусской общественности», и только после того, как Кубе сам предложил ему это. Роль же последнего в деле создания КБС несомненна. По сути, создание этого корпуса было одним из пунктов реализации политической позиции генерального комиссара, еще одним ходом в партии против руководства СС. Польский историк Юрий Туронек ут­верждает, что приказ Кубе о создании КБС был издан даже без формального согласия Розенберга и Гиммлера, а рейхскомиссар «Остланда» Генрих Лозе был извещен о нем постфактум.

Руководство СС, конечно, не было против того, чтобы бело­русская самооборона выполняла антипартизанские функции. Однако оно не хотело того, чтобы наличие собственных воору­женных частей усиливало позицию Ермаченко, а через него — Кубе. Поэтому даже такой, урезанный Ценнером, проект КБС не мог не вызвать противодействия Гиммлера. Согласно его указа­ниям, полицейские власти «Остланда» избрали политику посте­пенного уничтожения КБС. В конце июля 1942 года лояльного к политике Кубе Ценнера сменил СС-бригадефюрер Вальтер Шимана, который сразу же начал исправлять «ошибки» своего пред­шественника. В сентябре он отобрал у Ермаченко титул «главно­го коменданта» КБС, распустил его штаб, запретил присваивать персональные офицерские звания выпускникам минских кур­сов, а также начал тянуть с обмундированием и вооружением уже сформированных батальонов самообороны. В целом такая пато­вая ситуация сохранялась до апреля 1943 года, когда немцы, воспользовавшись скандалом, в котором был замешан Ермачен­ко, окончательно решили распустить КБС. Вскоре был издан соответствующий приказ, согласно которому личный состав всех батальонов переходил в подчинение полиции порядка, ох­раны железных дорог или отправлялся на принудительные рабо­ты в Германию. По свидетельству Франца Кушеля, многие сол­даты отказывались переходить в полицию, поэтому в некоторых случаях для расформирования батальонов немцы применяли силу.

Эта история с КБС, конечно, самым отрицательным образом сказалась на лояльности белорусов к новой власти. Ее против­ники еще больше укрепились в своем мнении, что от оккупантов ничего хорошего ожидать не приходится, а немногочисленные сторонники «были оскорблены в самых своих лучших чувствах». В дальнейшем многие из них, даже уже завербовавшись в оче­редное формирование, зачастую думали о том, что и эта затея кончится так же, как и с корпусом самообороны. Естественно, что такие мысли никак не способствовали укреплению боевого духа и морального состояния новых белорусских добровольцев.